Священные писания и христианства, и ислама обсуждают поведение по отношению к рабам, тем самым обеспечивая ему моральную легитимацию [Левит, 25:46, Ефесянам, 6; Коран, 16:71, 4:36, 30:28]. Однако в каждой из цивилизаций институты, регулировавшие рабовладение, были частью разных институциональных комплексов. В христианском мире законы, регулировавшие рабовладение, подпадали под институциональный комплекс, в центре которого были правовые и политические организации. Учитывая европейскую традицию рукотворного закона, отмена рабства не меняла организации, убеждения или нормы, занимавшие центральное место в христианстве.
Иначе обстояло дело в исламском мире, где рабство было частью институционального комплекса, центральное место в котором занимала вера в святость религиозного закона. Правовая традиция ислама рассматривала закон как «моральный статус поступка в глазах Господа», а «оценка морального статуса человеческих поступков была задачей [религиозных] юристов» [Crone, 2004, p. 9].
Шариат признавал рабство, поэтому его отмена предполагала действие, противоречившее центральному интернализированному убеждению мусульман, что шариат – это священный закон, санкционированный Богом. Отмена рабства бросала вызов моральному авторитету веры, правовому авторитету шариата, фигурам и власти тех, кто нес ответственность за его выполнение. Процесс отмены рабства затруднялся тем, что «с точки зрения мусульманина, запрещать то, что разрешает Бог, – почти столь же тяжкое преступление, как разрешать то, что Бог запрещает, а рабство было разрешено и регулировалось священным законом» [Lewis B., 1990, p. 78]. Этот институциональный элемент, относящийся к рабству, был центральным для религиозных убеждений мусульман.
Институты внутри комплекса усиливали друг друга, осложняя институциональные изменения. Институт А усиливает институт Б, если А предполагает изменения в квазипараметрах, которые делают институт Б самоподдерживающимся при более широком круге параметров. Поскольку институт, который подрывается другим институтом, либо исчезнет, либо потребует дальнейшего усиления, институты внутри институционального комплекса будут в конечном счете взаимно (слабо) самоподдерживающимися. Поэтому труднее заменить один институт в комплексе, если для такой замены требуется подорвать институциональный элемент, общий для других институтов данного комплекса, потому что они будут подкреплять этот элемент.
Взаимодополняемость институтов также увеличивает издержки институционального перехода. Такая дополняемость подразумевает, что один институт расширяет набор параметров, при которых другой институт является самоподдерживающимся, или что выгоды для тех, чьи действия ведут к появлению этого института, выше, когда существует другой институт. В случае купеческой гильдии институт, формировавший поведение в транзакциях между правителем и торговцем, дополнялся институтом, управлявшим отношениями между самими торговцами. Такая дополняемость подразумевает, что изменение одного института делает второй самоподдерживающимся в меньшем числе ситуаций или приносит меньшие выгоды тем, чьи действия привели к возникновению этого института. Следовательно, преднамеренное изменение института будет более проблематичным.
Особенности институционального комплекса общества также влияют на природу институциональных изменений, т. е. на природу процессов, ведущих к появлению новых институтов. Институциональные изменения могут быть постепенными или внезапными, локальными (охватывающими небольшое число институтов) или всеобъемлющими (охватывающими множество институтов); они могут отражать намеренное и эксплицитное принятие решения или спонтанную эволюцию.
В качестве примера связей между особенностями институционального комплекса и природой институциональных изменений рассмотрим случай, когда институциональный комплекс характеризуется взаимным усилением и институциональной дополняемостью. Взаимное подкрепление подразумевает, что институциональное изменение не может происходить часто, но взаимодополняемость подразумевает, что как только один институт перестает быть самоподдерживающимся, многие другие дополнительные институты тоже, скорее всего, перестанут быть самоподдерживающимися. Таким образом, уменьшается вероятность возникновения институционального изменения. Однако когда оно все-таки происходит, то, скорее всего, будет всеобъемлющим и затронет множество институтов.
То же самое происходит, когда множество институтов в обществе имеют один и тот же общий элемент. Изменение этого фундаментального элемента подразумевает всеобъемлющее институциональное изменение, которое затронет множество институтов. Как только он перестает быть самоподдерживающимся, возникающее в этой связи институциональное изменение будет «революционным»: оно случается редко, но когда происходит, обычно бывает всеобъемлющим, затрагивающим многие институты и отражающим действия большого количества людей. Если институциональный комплекс характеризуется относительно слабой связанностью разных институтов, институциональные изменения, вероятнее всего, будут постепенными и затронут только небольшое число институтов одновременно.
Когда какие-то конкретные институты преобладают, они оказывают влияние на последующие институты. Поэтому последовательность, в которой устанавливаются институты, имеет значение. Особенно важны для направления последующего институционального развития периоды или события, когда институт или институциональный элемент устанавливается и позднее создает институциональный комплекс. Принятие римской правовой традиции в Европе и шариата в мусульманском мире были именно такими моментами. Эти разные правовые традиции повлияли на последующее развитие торговых и политических институтов (см.: [Kuran, 2004] и главу X).