Институты и путь к современной экономике - Страница 81

И наоборот, в случае подрыва кооперация оказывается самоподдерживающейся, но не самоусиливающейся, поскольку диапазон б, на котором (с, с) является самоподдерживающимся, со временем уменьшается. В какой-то момент t в будущем кооперация перестанет быть самоподдерживающейся, а (d, d) станет поведением, связанным с новым институтом.

В этой игре процессы усиления не зависят от знаний игроков о механизме обратной связи. Однако тот, у кого есть такое знание, определяет институциональные ответвления этих процессов. Рассмотрим сначала ситуацию, в которой действующие лица полностью осознают процессы усиления (или подрыва) (случай 1). В этом случае положительное усиление расширяет набор параметров (δ, e, – k, b), при котором кооперация является самоподдерживающейся (тезис 1).

Кооперация оказывается более чувствительной к этому процессу на ранних этапах, и с наиболее сложными угрозами венецианский политический институт столкнулся именно на ранних стадиях своего развития. И наоборот, отрицательное подкрепление уменьшает набор параметров, при которых возможна кооперация, и благодаря обнаружению этого факта кооперация никогда не станет равновесным исходом.

В реальности часто возможны иные реакции на прогнозируемые подрывные процессы. Изучение Генуи демонстрирует два подобных варианта. Во-первых, кооперация ведет к подрыву за счет увеличения богатства и соответственно желания завладеть им. Каждый генуэзский клан имел мотив сотрудничать с другими кланами только в той мере, в какой его выигрыши от дополнительного богатства перевешивали ожидаемый рост затрат на сдерживание соперника. Следовательно, ответ на подрыв был поведенческим – прекращение кооперации при сохранении институтов взаимного сдерживания.

Второй возможный ответ является организационным, предполагающим изменение организационной компоненты института с целью восстановления его самоподдерживаемости. В 1194 г. равновесие взаимного сдерживания уже не было самоподдерживающимся, однако затраты на него возросли для обоих кланов в результате угрозы императорской интервенции. Ответ был организационным – введение подестата, организации, созданной для восстановления взаимного сдерживания и кооперации, что отражало процесс обучения.

В случае 2 релевантные игроки не распознают процессы усиления и подрыва. В игре с дилеммой заключенного незнание подрыва влечет за собой кооперацию в течение нескольких раундов, пока игроки не узнают, что ситуация изменилась, и не начнут реагировать на нее отказом от кооперации. Однако динамика может принять и иные формы, отражающие более сложные ситуации. Даже если подрывной процесс распознается, стимулы, создаваемые самоподдерживающимся институтом, могут побудить игроков не реагировать на этот процесс.

Зачастую те, кто наблюдает за процессом подрыва, не имеют стимулов открывать этот процесс другим. Такое одностороннее знание о подрыве ведет к краху предыдущего института только тогда, когда человек, располагающий подобным знанием, начинает действовать, демонстрируя свое знание самими своими действиями. За этим крахом могут последовать институциональная перестройка и доработка, нацеленные на восстановление желаемого результата, учитывающего новые знания о ситуации.

6. Жизненный цикл института

Как показывает история Генуи, у институтов могут быть жизненные циклы. Первоначально институты обычно усиливают сами себя, но со временем формируются и подрывные процессы. Исходное усиление отражает помимо прочего роль институтов в обеспечении когнитивных, координационных и информационных оснований для поведения. В процессах институционализации каждый индивид сталкивается с некоторой неопределенностью, порождаемой вопросом, будет ли поведение, вовлеченное в процесс институционализации, выполняться далее и с каким результатом.

Основывать свои действия на том, что, вероятно, будут делать другие, – не всегда абсолютно верное решение. Действия других невозможно достоверно знать ex ante, как отмечалось в главе V, поскольку многие факторы, влияющие на поведение других людей и на исходы, не поддаются непосредственному наблюдению. Ожидаемая ex ante ценность целеориентированного поведения может быть достаточно высокой, однако такие стратегии все равно могут провалиться ex post. Когда же эти формы поведения срабатывают ex post, неопределенность устраняется и включается механизм институциональной устойчивости, тогда как ценность использования этих форм поведения оказывается выше, чем была ex ante. Тот факт, что определенное поведение привело к определенным результатам, усиливает убеждение в том, что стратегия, принятая релевантными ответственными агентами, приведет к тем же результатам и в дальнейшем, так что ей будут следовать с большой вероятностью.

Кроме того, институты обычно формируют индивидов теми способами, которые ведут к укреплению этих институтов, так как отклонение от поведения, порождаемого ими, становилось затратным в эмоциональном и социальном плане. Институционализированное поведение и связанные с ним исходы ведут к образованию усиливающих норм, ощущения собственного статуса, идентичности, представлений о себе, стереотипов мышления и идеологий. Регулярность поведения стремится стать нормативно подобающим и правильным образом поведения и потому встраивается в идентичности индивидов. Как только это происходит, последующая социализация еще больше подкрепляет институт.

Это социальное и психологическое усиление, задаваемое институтом, обычно ведет к политической деятельности, нацеленной на его укрепление с помощью законов и постановлений. Подобным образом те, кто получает экономические выгоды от существующих институтов, обычно располагают средствами и влиянием, необходимым для осуществления такой деятельности [Olson, 1982; Олсон, 1996; North, 1990; Норт, 1997; Mahoney, 2000; Pierson, 2000]. Наконец, институты мотивируют создание усиливающих организаций и приобретение дополнительных способностей, знаний, а также человеческого и физического капитала, который усиливает их [Rosenberg, 1982; Nelson R., Winter, 1982; North, 1981; David, 1994].